Переход
записки о боли
Растерзанная реальность
Абсолютно бестолковое состояние, будто какая-то невидимая стена вокруг. Стена незримая, но от этого совершенно не легче, - всё равно, дёрнуться в какую-либо сторону не можешь. Разум заставляет бежать, совершать никчемные поступки, куда-то звонить, что-то решать, а подсознание говорит: «Стоп! Не дёргайся, сиди спокойно. Все твои действия ни к чему не приведут, всё бесполезно».
Проходят минуты, часы и дни. Время неумолимо мчится: сокрушая выстроенные тобой планы, уничтожая жизненные ориентиры, втаптывая твою былую свободу и независимость в болото рутины и душевной тоски.
Крякнула, испустив последний дух, молодецкая одержимость жизнью. И глаза… Глаза стали пустыми и бесцветными, потеряв задор и блеск, присущие человеку, для которого,- всё ещё впереди.
Когда всё случилось? Когда мир вокруг окрасился в серое? Когда реальность стала безрадостной и предсказуемой, доведённой до высших порядков убогости?
Нет, не сразу, не мгновенно… Распад тела и личности проходил медленно и поэтапно, совсем незаметно для рационального разума. Душа, конечно, пыталась рыпаться, - но, кто её бедную-то слушал, если и на простые предостережения внутреннего голоса, иной раз, вообще, не реагируешь. А тут, уловить тончайшие вибрации души…. А ей- то, бедной, некомфортно было, когда бестолочь, укреплённая разумом, украшенная гордыней и самомнением, сворачивала с правильного пути на каком-то ловко подстроенном перекрёстке.
Проходят месяцы, и созерцание своей потерянной жизни становится более спокойным и совсем неистеричным, - правда, это спокойствие не избавляет от ощущения абсолютного тупика. Поднять лапки вверх и побежать в соседний винно-водочный? Можно, но не выход, тем более – пробовали уже…. А где, же свет этот, в конце туннеля? Нет…. А в голове понос глупых мыслей, вакханалия чувств, а в жизни – чудесный хаос, - и всё это при спящем, уже довольно давно, внутреннем голосе.
Это не тупик – это уже конец света, какой-то. Застой во всём. Когда жизнь превращается в болото, а её двигательно-активная часть в рутину, то всё – звиздец наступил.
Жизнь человека – беспрерывный творческий процесс: от рождения до смерти, на всём протяжении пути, а может быть и после…. Кто знает, что там за переходом? Но, о каком творчестве может идти речь, когда: человек погрузился в пучину боли, страхов, депрессии; когда – нелюбимая работа, семейные неурядицы и частокол других проблем, включая здоровье.
А борьба как же? И вечная борьба надоела. Цель где? Нет цели…. И творчества нет…. И любви нет, - тогда!
Уже и не вспомнить тот перекрёсток дорог, на котором свернул не туда – слишком много их было ответвлений и перекрёстков за долгую жизнь. Да и стоит ли вспоминать теперь?
Пройтись по совершённым грехам и больше не повторять…. А перекрёстки? Лучше попробовать идти дальше, только вот, кто бы мысль путную послал в бестолковку: как? А точнее: куда, как и зачем?
Но, что-то космос молчит пока, а тёмные тучи сгущаются. И где же мой друже, Ангел-Хранитель, почему никто не скажет на ухо: «No pasaran!»?! И куда дьявольская нечисть задевала радость: детскую радость жизни, восторженность и доблесть, - заложенные с рождения?
Нет, ну, у меня революция в мозгу уже давно. А, что вокруг творится? Мир, так вообще, с катушек слетел, впечатление такое – апокалипсис наступил. Нам бедным не повезло, наверное – живём на переходе, а длиться он будет, лет сто.
Вот, так и бывает: сидел, ныл, искал выход, прокручивал в голове всякие варианты развития своей дальнейшей жизни, порыскивал в интернете в поисках новых творческих идей, - балду гонял. И тут бац – авария…. Капец! Не тебе капец, а всему тому, что ты там в своём воспалённом мозгу напланировал.
Боль
Боль…. Нестерпимая круглосуточная боль на протяжении часов, дней, недель – она доводит мучающегося человека до отчаяния и даже безумства, - или делает мистиком, философом и бойцом. И скорее, здесь подходит понятие «Воин». Воин с большой буквы – Воин Духа.
Вначале, всегда: слёзы боли и отчаяния, когда прикованное к постели и почти разрушенное тело тебе не принадлежит, но при этом вызывает дикие муки, доводя разум до сумасшествия. И мечешься, потому, что мозг твой: не нашёл ещё точки опоры, он не успел обработать сигналы, посланные подсознанием и не смог ещё объединить своих усилий с такой одинокой душой.
А пока, только боль…. Нервы, как струны – вот-вот лопнут. Ты весь в поту, дожёвываешь очередную мокрую от слёз подушку, и, вроде бы, пытаешься бороться, но получается плохо. Ты беспомощен и зависим от других, а сосуд одиночества переполнен. И как бы тебя ни обхаживали – ты один на один со своей дикой болью. Когда, на мгновение, становится легче – раздражённо бросаешься на окружающих, грубишь и истерируешь. Потом снова мука и хочется выть, кричать…. Скрежет зубов, - кажется, развалятся, в труху. И тоска, гнетущая и безысходная: ты обуза для своих близких; кусок мяса, куча разрубленных костей, ни на что не пригодный и бесполезный.
Боль не уходит….Постепенно начинаешь спать, пока только урывками и уже сняться сны, пусть кошмарные, но сны. Просыпаясь весь мокрый, ныряешь в океан боли, пытаясь заглушить стон, ловишь обрывки мыслей, но сосредоточенности нет, - не за что ухватиться…. И, вновь, проваливаешься в липкую, беспокойную дрёму и чувствуешь в ней болевую пульсацию каждой клеточки тела.
Надежда продолжает теплиться, она слабая, но даёт толчок…. Тоненьким лучиком ощупывает пространство вокруг и внутри тебя в поисках чего-то важного…. Не находит…. Но лучик настойчив. И вскоре начинают проявляться, пусть пока слабые, но ростки Веры. Сквозь муки, всё чаще, приходят мгновения облегчения, как будто сбрасываешь с себя ненужный груз, очищаешься и кажется, что даже вес твоего тела становится меньше. Проблемы предыдущей жизни испаряются, и только одна мысль продолжает будоражить мозг: «Как жизнь твоих близких сделать лучше?» Ты не просто становишься подчёркнуто вежливым, - а доброжелательным и улыбчивым. Однажды, берёшь в руки карандаш, и, может неумело, пытаешься делать какие-то зарисовки, и в шахматы сам с собой играешь всё чаще.
А боль? Боль становится твоим другом и советчиком и, наверное – учителем, а воля, казалось, уничтоженная окончательно, заставляет тебя драться. Ощущение тупика проходит. Лежишь весь поломанный, но возрождённый, освободившийся от глупостей и предрассудков предыдущей жизни.
Валерка умер под утро
записки о боли
Валерка умер под утро.
Он лежал на кровати, свернувшись калачиком, словно эмбрион в утробе матери. В какой позе зарождался - в такой и покинул этот мир. Чувство жалости, тоски и какой-то потерянности накрыло меня всей тяжестью рухнувшего пасмурного неба и назойливого, хотя и мелкого дождя. "Погода - в дорогу", - не к месту, а может и к месту подумал я, вытирая слезящиеся глаза. В грудь давила какая-то плита, сильно – во всю ширь, пытаясь размазать мою душу и сердце по стенке, к которой я, прижавшись, стоял.
Эта смерть ожидалась. Валерка последний год уже и не жил вовсе - завис где-то между небом и землёй, двигаясь прозрачной тенью. Удивительно было, как он вообще перемещался в пространстве? Последнее время ел только пельмени, купленные в магазине по дороге домой, если более менее трезвым возвращался с работы. Хотя и раньше его отношение к еде отличалось странностями: не употреблял в пищу рыбу, ни в каком виде; лук с чесноком для него были табу; специи - ненавидел; а из зелени употреблял только свежие огурцы с помидорами, - ужасный привереда. Как-то приезжал в гости, - так в тарелке с жареной курицей полчаса колупался - тмин там, видите ли. Откуда мне знать, что он не ест тмин, - в первые дни-то нашей завязавшейся дружбы.
Познакомились мы в брокерской конторе, куда я пришёл работать после увольнения из вооруженных сил - он там был уже уверенным и постоянным сотрудником, можно сказать, зубром. С виду молодой парень, худощавый, но очень крепкий, не похож на брокера, - скорее на бандита. И взгляд такой - конкретный. Оказалось, внешний вид обманчив - светлая голова, умище некуда девать. Такие операции крутил, в свои двадцать два года! Ну, а молодость, стать и здоровье, как оказалось, быстро проходят. Моложе меня на четыре года - он гораздо лучше разбирался: и в окружающем мире, и в торговле, и в биржевых операциях - во всём, что творилось вначале девяностых в России. Мне, только что окунувшемуся в этот мир, оставалось учиться и наблюдать, мотая на подкорку новые для себя знания. Валерка понемногу унял свой холод, спущенный на меня вначале, и стал делиться своими секретами. Помогла в потеплении отношений совместная попойка, по случаю очередной удачной операции на бирже. Поразило умение Валеры пить не пьянея. Именно тогда, я, впервые, попробовал запивать водку пивом. Жуть просто... Но постепенно и мой организм привык полироваться - с кем поведёшься..., да, и молоды мы были... Эти редкие, вначале, возлияния сослужат плохую службу в подверженной постоянным стрессам жизни, особенно, если на грёбаный бизнес накладывается ещё и депресняк, вызванный семейными неурядицами.
Валерка учился в орловском училище связи (училище КГБ), но не захотел связывать свою жизнь с этой службой, после третьего курса написал рапорт и отправился служить срочную службу куда-то под Москву. Кем служил, где служил, как служил, - история умалчивает... Но, после увольнения в запас, Валерка сразу же занялся бизнесом. Не получилось - устроился брокером в компанию, куда через некоторое время, пришёл работать и я. Так начался, довольно продолжительный период, нашего знакомства и дружбы, который прерывался на некоторое время, когда мы разбегались работать по разным компаниям и встречались эпизодически - налету; но, через некоторое время судьба опять нас сводила, и мы занимались какими-то совместными проектами, бизнесами и соответственно - кутежами.
Генератором идей, Валерка, был мощным, причём - это касалось как бизнеса, так и развлечений. И жил он всегда - на всю катушку, словно знал, что дорога, данная ему, не будет долгой.
Свадьба Валеры и Тани прошла мимо меня - бизнес, дела-делишки... Таня - одноклассница, с Валерой была всегда. Бойкая и очень привлекательная блондинка, она гордилась своей, вызывающей у мужской половины восхищение, внешностью. Но всегда - только с Валеркой, - две неразлучные половинки. Сердце радовалось... Правда, праздник и гармония длились недолго.
После свадьбы и медового месяца, Татьяна устроилась секретарём-референтом в одну, очень крупную транспортную компанию, - и как-то всё сломалось. Частые задержки жены сначала раздражали, а потом родилась ревность. Валерка стал угрюмым, понеслись-поехали: пьянки, кабаки, бани и прочая дрянь, вскоре или почти сразу,- добавились бабы... На однажды заданный вопрос: "Что происходит?" Валерка погрустнел лицом и с каким-то надрывом произнёс: " Ей, что моих денег не хватало, я же говорил, что не нужно работать, - а она попёрлась", - и расстроено махнул рукой. Как итог: Таня стала гулять себе, а Валерка себе. Через некоторое время они начали жить отдельно - разбежались по родителям. Дружище "ковал" деньги из воздуха, - и тут же их просаживал в кабаках и казино. Воспитательные разговоры положительного воздействия не оказывали, да он и сам всё прекрасно понимал, говорил как-то: " Думаешь, я не понимаю, что слабак - понимаю, - только, брат, поделать с собой ничего не могу". На него пытались воздействовать все: и друзья, и родители, и даже партнёры, заинтересованные в работе. Но Валерка продолжал гибнуть. Встречи наши стали более редкими и непродолжительными - всё-таки, разная величина градуса, - а потом и вовсе не виделись целый год.
Встретились неожиданно в фирме, торгующей автозапчастями, - Валера работал там менеджером. Вышли покурить на улицу. Рассказ его о жизни вызывал жалость. Постепенно от него отвернулись друзья и партнёры, отвернулась и удача в делах - теперь вот работал наёмным сотрудником. Запои бывали иногда недели по две, но с работы не увольняли - очень классный "продажник". Татьяна с ним развелась и собиралась замуж за какого-то хмыря. Рассказывая мне всё это, Валерка тащился к павильону с продуктами. Зайдя туда, купил чекушку и тут же за углом выпил. На мой вопрос: " Как он будет работать?" Спокойно ответил: " Я уже полгода так работаю, - ценят, много денег приношу". По словам Валеры: по дороге с работы, он выпивал ещё пол-литра водки в баре возле дома, запивая двумя бокалами пива, и ещё бутылку водки покупал себе на ночь. Ночью спал мало, урывками, разбавляя эти промежутки глотками прямо из бутылки. Родители на него махнули рукой, - дома он вёл себя смирно, никому не мешал. Прощаясь, сказал: " Извини, брат, я умираю, мне уже недолго осталось. Может это и самоубийство, но справиться с собой я не смог, и найти кого-то вместо Таньки, тоже". Удивительным было то, что Валера не выглядел запойным алкоголиком, только лицо слегка припухло: трезвые рассуждения и, практически, трезвый взгляд. Пропал человек.
Я стоял и слушал дождь. Валерка умер, и дождь ему в дорогу. В голове мысли носились какими-то безумными стаями: совесть, самоубийство, отсутствие воли и ответственности - всё ерунда. Не стало талантливого парня. Он сгорел, и от любви, и от водки, - а мы не смогли помочь, занимаясь каждый своими делами. И Бог ему не помог, - Валерка не верил в Бога...
А может - и помог....
АКИ-ЁШИ
записки о боли
А собаку им – не дарили. Игорь соврал окружающим: соседям, друзьям и просто знакомым. Очень уж велика была, по меркам их круга общения, реальная стоимость щенка. Правда – и они с женой не платили за собаку полной стоимости, а только половину, да и то – в рассрочку.
Получилось всё, довольно, случайно. Водитель, с которым работали в одной компании, показал фото щенка - и Игорь загорелся. Пугала цена. Ну, и с Ирой нужно было ещё договориться. Жена хотела кошку: всё время об этом напоминала, а тут собаку – в квартиру. Вообще-то, запахи домашних животных всегда раздражали, но узнав подробнее о породе, Игорь по-настоящему завёлся.
Суку, по имени Аби, щенком привезли из Токио. И, как она смогла вынести путь до Минска? Через год стали подыскивать ей партнёра – красавца породы сиба-ину, с чисто японскими корнями. нашли в Коломне. Девочку свозили в долгое любовное приключение и через некоторое время, она родила трёх щенят. Двух сестер продали, а Аки-ёши (так назвали кобелька) – «завис». Время поджимало – «парнишке» уже шесть месяцев стукнуло, а хозяина всё нет. Стали предлагать со скидкой, всем подряд и одним из первых, кто оказался на пути Олега (водителя компании), обозначился Игорь, благо - работали вместе. Теперь нужно организовать «встречу на Эльбе»: Игорь с женой и Олег с Кешкой (уменьшительно-ласкательная кличка щенка). Встретились через три дня….
Щенок был красив настолько, что Ира восхищенно вскрикнула:
- Божечки, какое чудо!
Чудо было – то ещё! Верхняя часть туловища и мордочка - огненно-рыжие; закрученный спиралью в несколько витков хвост; остренькие, как два локатора высотомера ушки; и раскосые, тёмные глаза. Грудь, живот и внутренние части лап – абсолютно белые.
- У, какой узкоглазик! – произнёс Игорь, приседая на корточки.
- Позови его к себе, - посоветовал Олег, - проверим, пойдёт или нет.
- Аки-ёши, ко мне! - не громко, чтобы не пугать собаку, дал команду Игорь.
Щенок посмотрел на Олега, получил от него одобрительный кивок, и осторожно стал двигаться. Остановился в полуметре и приподняв мордочку уставился немигающим взглядом в лицо. Во всех движениях собаки чувствовались порода и грация. Немая сцена продолжалась несколько томительных секунд, затем: Кешка сделал ещё один шаг вперёд и лизнул Игоря в руку.
- Уф, - облегчённо выдохнул Олег.
А щенок улёгся возле ног, опасливо покосившись на руку Игоря, когда он ласково потрепал его по загривку.
- Мы согласны! – радостно вскричала обрадованная Ира.
С этого момента семья стала больше.
Уже в скором времени их квартира превратилась в одну большую Кешкину будку, - ну, он сам так считал. Если Игорь вставал с дивана, тут же его место занимал Аки-ёши – заместитель хозяина. А вообще, собака, конечно, своенравная, но очень привязанная к своему хозяину. На родине, в Японии, представителей этой породы называют «маленький самурай», за бесстрашие и безграничную преданность. Помимо всего прочего: Кешка был удивительно чистоплотной собакой – попробуй не вымой своевременно пол – он начинал его демонстративно вылизывать, как бы намекая,- «Вы, что? Совсем нюх потеряли?» И характерного собачьего запаха в квартире не было – так, иногда пахло мокрой женской шубой, но это если гулять ходили в дождь. Даже будучи щенком, Кешка, никогда ничего не грыз, не трогал вещей хозяев – любил порядок. Радость в доме поселилась.
А ещё, он был спаситель. Спасал от всего: от хандры, нервных срывов, болезней, от семейных скандалов тоже спасал – он их гасил просто, усевшись с грустным видом на ковре в центре комнаты. От вида его потускневших глаз, сразу пропадала охота скандалить. Гулять приходилось много, собака то, охотничья. И не важно; как ты там себя чувствуешь, какая погода, какие неотложные дела зовут в поход. Выезды, на природу, в лес, стали обыденностью. Вот и сейчас, Игорь с Кешкой возвращались из леса.
И смрад приближался. Махина искрящегося огнями города вырастала, надвигаясь своей тёмной энергией. Аки-ёши нервно задвигался на заднем сидении их "жужика", как-то жалобно хрюкнул и затих. Он, как и Игорь, не любил этих возвращений домой из экологически чистых лесных прогулок, где всё его существо пропитывалось живительными потоками лесного воздуха, запахами трав, щебетом птиц, шорохами от плясок мышек-нарушек и других мелких зверьков. В лесу он возрождался, становился даже как-то больше, мужественнее что ли. И, огненно-рыжее, с медным отливом шерсти, тело друга, с бешеной скоростью мелькало то в траве, то в мелком лесном кустарнике. Странная, но очень привлекательная эта порода - сиба-ину. Иногда, пробегая по тропинке, он вдруг замирал, подняв мордочку вверх, как будто к звездам. Только ушки продолжали двигаться, вместе с носом, словно локаторами обозревая окружающий мир. Аки-ёши - интересная собака, он может пятнадцать минут стоять на одном месте и нюхать цветок, будто самурай, накануне битвы изучающий совершенство сакуры. Работа дятла тоже надолго оставляет его на месте, ну а кукушка – подруга. Игорь с Кешкой часто замирали, слушая её кукование. А это его приветствие лесу, когда они только делали первые шаги по тропке, уводящей вглубь тайны; поджав передние лапы, он как секач начинал мордой вспахивать мох, листву, кувыркаясь и порыкивая от удовольствия. Потом начиналась разминка, в которой, подпрыгнув, он надолго зависал в воздухе и приземлялся как бы уже на виртуальную мышку. Фантастика! Аки - огненно-рыжий, осенний; ёши – хороший, - это жена где-то вычитала. Накладывает отпечаток, правда! Он и сам - совершенство, и природа для него изначально красива и совершенна. Наблюдая за его поведением, и Игорь стал больше внимания уделять каким-то мелочам, на которых раньше и взгляд то не останавливался. Жил, и не видел какая красота вокруг.
От ярких лесных воспоминаний Игоря отвлёк друг, заметавшийся по салону машины: запахи, вонючие запахи тракторного завода возмутили обоняние дитя природы. Они подъезжали к дому.
Войдя в квартиру, как всегда пошли в ванную мыть лапы, а потом в прихожей долго смотрели друг другу в глаза. В собачьем взгляде было столько тоски....
- Да, Аки-ёши, жить нужно там, - вздыхая, Игорь теребил его за ухом, - и плевать на все эти блага цивилизации....
Завтра новый день, новые бои за существование, но жизнь нужно менять. Иначе - задохнёмся....
Противостояние
- Вот, дурница! Як я сюды попала?
Призрак бесшумно возник в проёме двери.
Внезапные появления тёщи стали обыденностью домашней жизни. С тех пор, как Игорь остался без работы, и потекли эти бесконечные дни: ожиданий, поисков, разочарований – все выкрутасы тёщеньки не вызывали уже той безумной ярости, что прежде. Отпустило со временем немного или просто привык…. Руководство предприятия сократило большое количество работников, но даже, если и готовишься к изменениям в своей судьбе, увольнение – всегда внезапно….
- Да дому трэба исти, - призрак топтался, не исчезал.
- Ты почему напялила на себя пять свитеров? – громовым голосом прапорщика на плацу задал вопрос Игорь. – Ходишь, воняешь уже от пота.
- Мне трэба.
- Иди, раздевайся, - буркнул Игорь, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей в воспалённом мозгу.
Сначала ты рождаешься, растёшь, развиваешься и если делаешь всё правильно, то две четверти жизни проходят по возрастающей. Вверх могут стремиться и оставшиеся части твоей жизни, но чаще всего в третьей - болтаешься, как дерьмо в проруби, наделав колоссальных ошибок, а в четвёртой…. В четвёртой – стремительно катишься вниз, деградируя и ещё больше увеличивая груз грехов.
Избежать такого сценария довольно трудно.
Мир, такой казалось родной и сказочный, рушился.... Или нет - он исчезал, причём какими-то бешеными темпами. В голове была сплошная бредятина - полный винегрет. И главное - ничего не хотелось, вообще. Может, конечно, и не моглось, но не хотелось точно. Абзац...
Жизнь, будто бы, шла самотёком, совершенно не завися от собственных желаний и хотений. Это называется - накушался под завязку: абсолютно всё равно было, что происходит вокруг, куда-то ехать или идти не хотелось, домашняя работа поперёк горла, книги валились из рук, музыка надоела, от выпусков новостей - просто тошнило. Бредтур, какой-то. Нет, не так - "не жизнь, а колбаса, пальцем пиханая".
С этим нужно было что-то делать, но для начала понять, откуда ноги растут. А росли они, как и всегда - из одного места. Правильно.... Всё надоело и кругом одни сволочи - это мы проходили, уже кувыркались не единожды. Но, вот время... Оно, как бы сжалось что ли: двигаешься по часам, минутам, секундам, но текут они быстрее. И при этом смешалось прошлое и настоящее. Происходящее сегодня стало накладываться на события прошлой жизни, превращаясь в калейдоскоп картинок, переживаний и энергетических всплесков. Пора к земельке привыкать? Оно то, может и пора, но не сейчас и главное - не в таком состоянии.
А как же вечный вопрос, - «что делать?»
Да - и где же будущее?
- Чаму я сюды приехала?- истеричное нытьё бабушки донеслось из соседней комнаты. – Завязите мяне да дому.
Стало тихо. Как-то оглушительно тихо. Чирикали воробьи за окном, а где-то вдали раздался гудок электрички. Скорая, завывая, неслась на помощь, пугая окружающий мир своей сиреной. Дворники лениво переругивались, обсуждая объёмы проделанной работы. Со стороны электромеханического неслись звуки гулких ударов будто молот по наковальне. Это были звуки большого города, но здесь, в квартире, было подозрительно тихо.
Раздражённо вздохнув, Игорь рывком сбросил тело с дивана, в два прыжка достиг соседней комнаты и чуть не задохнулся от смеха. Бабушка, на карачках, пыталась залезть в шкаф на нижнюю полку, но не помещалась – оттуда торчала её задница. При этом – всё происходило абсолютно бесшумно, разве что – лёгкое сопение выдавало нарушителя спокойствия. По тихой своей грусти, бабуся решила атаковать шкаф.
- Ну, что, воровка на доверии, - зловеще прошипел Игорь, подкравшись поближе, - попалась.
- То не я, - заныла спецназовка, пытаясь выбраться обратно.
- Как, куда залезть – это ты быстро, как обратно – проблемы, - продолжил шипеть над ней Игорь.
- То не я, то тые, - заголосила Матвеевна, наконец-то показавшись из шкафа.
- Какие, на фиг, тые? – опасная волна раздражения начала вновь накрывать, пробуждая чувство ярости.
- Ну, тут много приходило, - бабуся раздвинула воздух руками, пытаясь показать масштабы и численность посетителей.
Матвеевна, она же тёща, она же бабуся - мама жены Игоря - болела, и как не печально сознавать, болела давно.
- Сиди тут, не вставай, - Игорь схватил её за шкирку и усадил на диван. Пытаясь справиться с накатившим гневом – несколько раз глубоко вздохнул и отошёл к окну. Грех, конечно, так себя вести с пожилым и больным человеком, но, к сожалению, тёща понимала только чёткие, отрывистые команды и слова, в коротких фразах, должны быть предельно просты. Иногда приходилось её немного встряхнуть, чтобы на время привести в чувство.
Февраль. Где мороз? Где зима? Тающий снег был мусорно-грязным и вызывал отвращение, небо – в тёмно-серых облаках. Сумрак. В природе и на душе был сумрак или просто всё вокруг сходило с ума? Проблемы – они накатили лавиной, причём огромной. Кто и когда мог останавливать лавины? Никто. А если увернуться?
- Так – эту мысль нужно думать, - прошептал Игорь оборачиваясь.
- Вот дурница, что я тут раблю?
- Сиди, сейчас чаю тебе сделаю.
Голову сдавило словно тисками, пульсирующая боль пришла позже. Замерев,
Игорь несколько мгновений стоял с чайником в руке. Ждал – когда отпустит. Мука закончилась. Уход её был также внезапен, как и приход. Вытерев пот со лба, включил электрочайник и уставился в телевизор: ведущий телеканала РБК что-то беззвучно вещал, в углу экрана сменяли друг друга курсы валют.
Всё сыпалось: рубль, нефть, индексы – хотел включить звук, но передумал и переключил на НТВ.
- Тьфу – опять менты и бандиты,- злобно посмотрев на экран, Игорь крикнул в комнату, - Матвеевна, иди чай пить.
Из-за угла коридора бесшумно выплыла тёщенька – давно там стояла, минуты три точно, её выдал треск костей – возраст же.
- Бери печенье.
- Я потым домой поеду, за мной Езэбишины заедут, - прихлёбывая чай из ложечки, невинно промурлыкала бабуся.
- Какие Езэбишины? Какой, на хрен, дом? – вскричал Игорь. – Здесь твой дом, тебя сюда после больницы три года назад привезли.
- Я тутай, уже три гады? – тёща округлила глазки. – Не, не можа быть, учора только приехала.
- Учора,- передразнил Игорь, хотел ещё что-то добавить, но передумал и уставился в телик, где мелькали картинки ментовской погони.
Ещё три года назад, Матвеевна была - более менее…. Нет, ну процессы уже пошли, но при памяти находилась гораздо чаще, чем сейчас. Жаловалась, что в молодости упала с велосипеда – с тех пор мучают головные боли. Работала бухгалтером и вот уже двадцать шесть лет на пенсии. Был у неё инфаркт, скакало давление, но с переходом деменции в заключительную стадию все остальные болячки ушли на второй план. А вот детство, проведённое в оккупации, Матвеевна помнила всегда хорошо. Двигалась она быстро и бесшумно, только кости иногда трещали. В темноте видела, как кошка – спецназ отдыхает. Залезть ночью в шкаф и в полной темноте перетасовать всю одежду – любимое занятие.
- Ты почему Ире спать ночью не давала? Чертей своих гоняла или они тебя? – энергия возмущения взорвалась в груди Игоря.
- А, что и Ира здесь?
- Ну, ты… - Игорь махнул рукой. – Всё, иди в свою комнату.
- А як же я пойду?
- Куда?
- Да дому, где мои сапоги?
- Спрятана твоя обувь, ты в ней по квартире ходишь, грязь месишь. Получишь, когда гулять тебя поведут.
- Ну, добра тады,- буркнула тёща, отчаливая в свою комнату.
Страшная болезнь. То ли раньше до неё не доживали, то ли предки были здоровей, но сейчас просто напасть какая-то – через одного старики болеют, а лекарств не предвидится. И главное – болезнь молодеет.
- Самому бы не сдуреть, - сквозь зубы процедил Игорь.
Психические заболевания на неком энергетическом уровне, вполне могут быть заразны. Это помимо стандартных причин: сосудистых заболеваний, наследственности и всякого рода сотрясений. Жуть…. А тут ещё проблемы с работой….
Кризис на просторах СНГ возник не мгновенно – зрел давно. Виноватых много: от врагов до правителей, но и фундаментальных причин не перечесть.
От понимания сути происходящего – легче не становилось. Опять не подготовился…
- Нужно собраться,- Игорь переключил канал телевизора (стоимость нефти продолжала падать). - Ну, и ладно, будем ждать – месяц продержимся, если предложений не последует, тогда искать любую работу.
Из-за угла показалась хитрая мордашка Кеши.
- Пора? Выдрыхся? – от вида смеющейся рыжей морды, Игорю стало как-то спокойней, уравновешенней, что ли.
Кеша незаметная собака – дома его не видно и не слышно, он даже к миске ходит по приглашению. Никогда жрать сам не попросит. Сиба-ину – порода преданная, но с характером и очень умная. Игорю иной раз казалось, что Кешка общается с ним телепатически, на каком-то высокоэнергетическом уровне.
- Идём,- быстро собравшись, выскочили на улицу.
Сырая промозглость, конечно же, не радовала, но размяться не помешает, да и собаке свои вопросы порешать нужно…
Домой вернулись чуть бодрее, чем уходили. Кешка, как всегда упирался, в квартиру идти не хотел – природу он любит, видите ли, а кто её не любит…
Тёщенька встретила во всеоружии: в Ирининых сапогах, куртке и подбоченившись.
- Я тут двери не могу открыть, мне ж да дому пора, - глаза у неё были совсем безжизненные.
Игорь пропел стишок, сочинённый им недавно:
«А бабушка опять пошла в отрыв,
Преодолев закрытую калитку.
Внезапен деменцийщика порыв,-
Придуманную им, покинуть клетку.
Кто знает, что там плещется в мозгу
У бедных, подошедших к переходу?
И объяснить: - «Что, как?» - я не смогу
Созданию, нашедшему свободу».
И тут же бросил, без перехода:
- Скоро Ира с работы придёт и тебя проводит, а пока раздевайся.
- Голодом меня морите, на цепи держите, - взвыла Матвеевна.
Кешка подозрительно водил носом. Тут и Игорь унюхал характерный запах, идущий из ванной.
- Теперь вопрос: мне тебе, Кеша, лапы мыть или экскременты сначала убирать?
- То не я, - заканючила Матвеевна.
- Понятно – это мы с Кешой мимо унитаза сходили, - опустошённость и апатия навалились на Игоря сразу и мощно, хотелось завыть от бессилия и злобы. Усилием воли, заставив себя вымыть лапы собаке, Игорь приступил к уборке приготовленных тёщей «подарков».
Работа настраивала на философский лад….
«Милосердие – категория многогранная. Вот был ли я милосерден, когда схватил тёщу за шкирку и встряхнул, когда повысил голос - ради её же блага?
Был ли достаточно милосерден, когда рыдающую Матвеевну раздевал, как кочан капусты, снимая, по пять свитеров?» – В голове шевелился клубок вопросов.
«Наверно - да…. Но, важно сохранять холодную голову, иначе – можно самому свихнуться. Ну, и потом – всё нам даётся, не просто так, а как урок, который нужно выполнить. А значит тёщенька - подарок. Трындец – до чего это я дошёл, убирая фекалии», - подумал Игорь, заканчивая послушание.
«Помимо всего прочего, нужен в этой жизни ещё и здоровый пофигизм».
Из комнаты доносились нечленораздельные вопли «царевны несмеяны», иногда переходящие в бормотание. Зайдя туда, Игорь посмотрел на Кешку, лежащего поперёк дивана раскинув в разные стороны лапы. Он спал. И, что характерно: на невыносимые вопли своей любимой бабуси никак не реагировал, словно это и не крики вовсе, а так – телевизор вибрации создаёт.
- Странно,- вспомнил, что когда Матвеевна при памяти, Кешка, очень много уделяет ей внимания, но когда приступ, он её не замечает, будто нет тёщи. Совсем нет. В поведении собаки заложено нечто, - из высших энергетических порядков.
- Всегда говорил, что животные умнее людей, - прошептал Игорь и обернулся на звук проворачивающегося ключа в замке входной двери. - Вот и наша спасительница пришла.
А Кешка уже радостно скакал, встречая хозяйку.
Кому молится Бог?
Рассказ основан на реальных событиях.
Имена главных героев изменены.
Возможные совпадения случайны.
«… - Знаете, батюшка, есть такой американский фильм, «Матрица» - в этом фильме люди живут в искусственно созданном мире и не могут из него вырваться, но пытаются.
- Если это сравнение, - то плохое.
- Может быть. Но мне бы очень хотелось оказаться в числе вырвавшихся….»
( из разговора священника-монаха и паломника)
Жизнь проста и тягуча. Информации из бушующего мира – ноль.
Ты, будто, на необитаемом острове, а неспешно снующие вокруг монахи и трудники – элементы природного ландшафта.
Нет того изобилия событий, которыми насыщена жизнь обычного человека за стенами обители. Поэтому и наказание за грехи или проступки прилетает мгновенно: только подумал плохое – заболела голова или, нежданно- негаданно, благочинный отправил на весьма тяжёлые работы. Послушание в монастыре – это не просто добровольное желание подчиниться, а основа, на которую нанизывается весь остальной воспитательно-образовательный материал; не просто отказ от собственной воли, - но путь, через смирение ведущий к очищению. Послушание не только работа, которую тебе поручили, - а делание, равное по своей силе молитве. Через смирение, отказ от собственного «я», через борьбу с грязными помыслами и молитву – победа над гордыней. А наказаний в монастыре нет, - человек себя наказывает сам.
Конечно, не все приходят в обитель с единственной целью – Путь к Богу. Для многих – это цепь трагических обстоятельств, беспросветная греховность, болезнь, но никогда – случайность. Монашеский путь труден; невыносимо тяжело и труднику, оторвавшемуся от благ цивилизации, но – это шанс изменить себя, переосмыслить всё, что было до этого и, иногда, просто излечиться от грехов и болезней, накрывших тебя, как цунами.
Алексей пришёл в обитель от безысходности. Жизненный тупик нарисовался не сразу, а постепенно – неумолимо приближаясь валом проблем, за которыми уже радостно кривлялся фатальный конец.
Трезво посмотреть на мир, на реальность, на проблемную ситуацию сложно, практически невозможно, в суматошном забеге под названием жизнь, особенно, когда тебя задёргали со всех сторон. Чтобы быть беспристрастным, нужно не зависеть от обстоятельств, рассматривая перипетии собственного существования, как кадры кинофильма с совершенно незнакомыми героями, то есть, стать почти святым.
Но, Алексей не был святым. Сознание, отягощённое предрассудками, ложными принципами и глупыми представлениями о том, что обязательно нужно соответствовать некому уровню – втянуло его в заранее проигранную войну. Душа, естественно, сопротивлялась, посылая отчаянные сигналы о неминуемом поражении, в виде: беспокойств и болезней, нарастающих семейных неурядиц и многочисленных конфликтов в бизнесе, - но мозг не внял.
Алексей не мог допустить краха - бился до последнего, отказываясь признать очевидное: такая жизнь и этот бизнес, - не для него. Как итог: бизнес сгорел, семья разрушена, здоровье потеряно. Не хватило воли и мудрости встать над схваткой и правильно оценить ситуацию. И теперь, казалось, каждая клеточка тела вибрирует от нестерпимой боли, порождая ещё больший хаос в воспалённом мозгу. До сумасшествия или, какого другого конца - недолго осталось…
Но, душа продолжала бороться…
***
Однажды, возвращаясь из магазина, Алексей встретил своего бывшего одноклассника, точнее, напоролся, упёршись низко опущенной головой тому в грудь.
- Здравствуй, брат Алексей.
- Какой я, тебе брат? – туман перед глазами не позволял рассмотреть неожиданное препятствие.
- Все мы – братья.
- Серёга?.. – наведённая усилием воли «резкость» позволила Алексею рассмотреть стоящего перед ним.
- Моё имя теперь звучит по-другому.
- Во, дела! И как?
- Отец Сергий, - представился человек, облачённый в одеяние православного священника, едва сдерживая улыбку.
- И, давно ты… вы… так? – Алексей запнулся, не зная, как же обращаться к своему бывшему однокласснику.
- Давно. А ты, что, пить начал? – кивнул отец Сергий на пакет, в котором радостно позвякивали бутылки.
- Ну, так…
- Пойдём-ка, присядем, - махнув в сторону сквера, пригласил, когда-то лучший спортсмен школы, забияка и любимец женской половины человечества.
- Бывший любимец, - буркнул про себя Алексей, и нехотя поплёлся за отцом Сергием.
- Что ты сказал?
- Нет, нет – это я о своём, о женском.
- Значит так, брат Алексей, - произнёс священник, усаживаясь на скамейку и вынимая из своей холщовой сумки лист бумаги, - возьму грех на душу.
Отец Сергий ловко свернул из бумаги стаканчик и подал его Алексею:
- Возьми, прими пятьдесят грамм, а то, загнёшься с похмелья. Да и слушать ты меня сейчас не в состоянии без дозы.
С удивлением посмотрев на бывшего, в прошлом «грозой» района, одноклассника, Алексей достал из пакета бутылку водки, налил в протянутый стаканчик и быстро выпил. Начал рыться в карманах…
- Потом покуришь, а сейчас слушай…
Речь священника спокойная, даже убаюкивающая, доносилась, как бы, издалека, словно он не рядом сидел. Уставившись неподвижным взглядом в точку на асфальте, Алексей заставлял себя слушать напевный монолог, но однажды взорвался:
- Я не хочу быть монахом! У меня нет желания ехать в монастырь!
- А, кто тебе предлагает быть монахом? Ты поезжай, поживи там некоторое время, подумай, потрудись, Во Славу Божию. В конце концов, что тебя здесь держит? Водка?..
- Слушай…, - Алексей запнулся.
- Обращайся ко мне «батюшка» или «отец Сергий», - спокойно произнёс священник.
- Я и представить себе не мог, что ты станешь священником, - язык упрямо не хотел выговаривать «вы» по отношению к бывшему однокласснику.
- Так получилось. Сам не собирался, но Господь всё управил…
Алексей с удивлением воспринимал рассказ отца Сергия об университетских годах, службе в армии. Потом, совсем уж невероятно прозвучала история службы в ОМОНе в 91-92-м годах, события 93-го, ранение….
«Серега, защитник Верховного Совета?! Священник… Омоновец… Во, дела-то?!» - Алексей растерянно тёр подбородок, с трудом воспринимая свалившуюся информацию.
- После 93-го, я долго лечился – ранило в ногу под Белым домом, скрывался и скитался…
- Сволочи, падлы… - выругался Алексей.
- Но, но!.. Не осуждай и не сквернословь! Знаю, что и ты поучаствовал, брат Алексей, в разного рода передрягах, на тебе и старых грехов предостаточно. Негоже новые зарабатывать.
« Негоже - слова-то, какие», - подумал Алексей, с удивлением поглядывая на новоиспечённого служителя церкви.
- Потерял себя, как и ты, - продолжал отец Сергий, - но однажды, мне посоветовали съездить к старцу, Николаю Гурьянову. Он то и помог излечить душу мою, ну, и направил на путь истинный. После окончил духовную семинарию и получил свой приход.
- А теперь решил меня направить?..
- Алексей – это просто совет. Свою судьбу ковать будешь сам.
- Ладно, батюшка, пойду я, - буркнул Алексей и, подхватив пакет, поплёлся к выходу из сквера.
- Спаси Господи, тебя, брат Алексей! Спаси Господи! – произнёс отец Сергий и перекрестил уходящего.
***
Вид монастыря, раскинувшегося внизу, поднял в душе тёплую, восторженную волну. Красота древней обители вдохновляла и наполняла каждую клеточку тела мощной энергией. В голове мелькнула мысль: «Господи, за что мне такая благодать?!» А, ведь, ещё несколько минут назад, - мир был чёрен и враждебен.
Алексей поднялся к Крестовоздвиженскому храму только затем, чтобы полюбоваться безбрежными лесными просторами, открывающимися за стенами монастыря. Полюбоваться и погрустить…. Пожалеть себя, потерявшего свою жизнь там, где-то за горизонтом: где плещется безумное веселье, где главная вера – вера в бесконечность собственного существования на этой земле. Оказалось, что бесконечности для него нет, безмятежного веселья – тоже…
От выжигающей душу тоски спасли могилы монахов, похороненных здесь же, за храмом. Их, наверно, упокоили на горе, чтобы они были поближе к свету…. Переведя взгляд от волнующей дали на могилы, Алексей автоматически перекрестился и произнёс: « Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!». Потом помолился за упокоение душ монахов. Бросил взгляд на заходящий диск солнца и обернулся на звуки колокольного звона. Тоска исчезла…. Чувство умиротворения накрыло мгновенно – укутало небесным одеялом.
- Ты оказался прав, отец Сергий. Мне трудно, непонятно. Мне невыносимо тяжело смирить свою гордыню и прижиться здесь, но я благодарен тебе за совет. – Прошептал Алексей и бодрым шагом отправился в Успенский храм на вечернюю службу.
***
Автобус подъехал к монастырю в сумерках и от этого он казался неприветливым, даже зловещим. Или мнилось…. Дождливый ноябрь. Пронизывающий ветер вызывал озноб. Пройдя через арку ворот, Алексей остановился и растерянно разглядывал прилавки с иконами.
- Вы что-то ищете? – спросила женщина в платке, завязанном так, что даже бровей не было видно.
- Вот, в монастырь приехал… - Алексей замялся.
- Это Вам к следующим воротам, - махнула рукой торговка иконами.
Через метров сто, у проходной, топтался охранник. Подойдя к нему вплотную, Алексей негромко спросил:
- Я в монастырь приехал. Пожить…. Мне куда?
- Тебе? Куда?.. Наверно, к благочинному монастыря, вон в то здание, - охранник показал рукой на одноэтажное строение. – Я первый день дежурю, всего не знаю ещё. Там спросишь. Всеми организационными вопросами благочинный занимается.
Только некоторое время спустя Алексей понял, - как ему повезло, что охранник дежурил первый день…
***
Небольшая гостиница для паломников встретила тишиной.
- Кто, тут бродит? – Из дальнего конца коридора донёсся женский голос.
- Здравствуйте. Меня прислал благочинный монастыря, - произнёс Алексей и с удивлением уставился на женскую фигуру, появившуюся из полумрака.
«Женщина в мужском монастыре?» - мысли разбегались в разные стороны.
- Надолго?
- Пока не знаю.
- Значит так: зовут меня, матушка София; когда входишь – стучишь и произносишь Иисусову молитву, в ответ слышишь: «Аминь», - тогда входишь. Понятно? – скороговоркой произнесла женщина.
- Да.
Матушке Софии годков шестьдесят, а в прочем, кто там разберёт под таким-то платком. Да и монашеское одеяние скрадывало возраст и надёжно защищало фигуру от посторонних взглядов. Хотя полностью скрыть быстрые, но при этом грациозные движения – невозможно. В облике пожилой женщины чувствовалась порода и властность.
- Думаешь, что я тут делаю? – Внимательно глядя в глаза Алексея, спросила матушка. – Заведую домом паломника, что здесь, – так это временно, пока гостиницу достроят за стенами монастыря.
- «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!» - Раздался бас со стороны входной двери.
- Аминь, - ответила заведующая гостиницей.
Вошедший монах был высок и широкоплеч. Из-под сползшей на лоб скуфейки горели пронзительные глаза.
- Инок Павел, - представился гость, - старший, так сказать, над трудниками монастыря.
Долгую минуту он пристально вглядывался в лицо Алексея, а потом выдавил из себя шипящим шёпотом:
- И, что они все, матушка София, ломятся к благочинному, что лезут к архимандриту? Всем сразу келью подавай, а ещё лучше – в гостинице поселиться.
Алексей молчал, растерянно блуждая взглядом.
- Ладно, обживайтесь тут, - бросил инок и резко развернувшись, вышел.
- Искушение сплошное, - тихо произнесла матушка.
- Что-то, я ничего не понял…
- Ты, брат, не через него в монастырь попал, а напрямую к благочинному пошёл. Тебя кто к нему направил?
- Охранник у ворот, - Алексей недоумённо почесал нос.
- Повезло, а должен был отправить к иноку Павлу. И поселился бы ты на вагонах.
- На каких вагонах?
- Точнее – в вагонах. Обычные железнодорожные плацкартные вагоны, в которых селят всех новоприбывших трудников. А там все: и бывшие зеки, и бомжи, и люди обычные, прибившиеся на время к монастырю. До перехода в освободившуюся келью выдерживают только те, кто надолго пришёл в обитель.
- А этот монах ими командует?
- Он не монах ещё, а инок. Монашеский постриг для него следующая ступень. Руководит всеми, вновь прибывшими и трудниками, по благословлению благочинного монастыря, архимандрита Матфея. Пойдём, я тебе келью покажу. – Закончила ликбез матушка София и подтолкнула Алексея к дверям ближайшей комнаты.
В чистой, очень светлой келье было строго: четыре кровати с тумбочками, столько же стульев и шкаф, для верхней одежды.
- Обживайся, все остальные вопросы потом. И, да – прости меня грешную за то, что я к тебе на «ты».
- Нормально всё. Спасибо, матушка София.
- Здесь принято говорить: «Спаси Господи!».
- Спаси Господи! – с запинкой произнёс Алексей.
- Ты сильно не тоскуй, брат Алексей – грех это. Всё будет хорошо. Перед трапезой постучу и покажу куда идти.
***
Первый поход в трапезную для трудников мог стать и последним. Это сильный стресс для человека, привыкшего к комфорту и благополучной жизни…. Вначале – молитва…. За столом по десять человек, все судорожно работают ложками, набирая себе еду из бачков. Алексей не успел. Да, впрочем, и не мог – тошнота подкатывала волнами. Нет, всё вроде чисто и пища по виду на уровне, но…. Было как-то не по себе. Слева сидел невзрачный юноша в робе и громко чавкал, сопровождая процесс поглощения пищи какими-то нечленораздельными бормотаниями, а справа – бородатый мужичок в странном одеянии, - казалось, что от него исходит неприятный запах. Может, действительно только казалось…. С большим трудом дождавшись окончания трапезы и едва дослушав « Отче наш», Алексей метнулся на улицу: «Слава Богу – свежий воздух».
Матушка София встречала на входе в гостиницу:
- Ну, как ужин?
- Да, как-то так…
- Что тебя так перекосило?
- Есть же правила приличия….
- Эк, тебя проняло-то!..
- Такое я не вынесу.
- Куда ты денешься. Смирения, конечно, пока нет, но всё впереди. На-ка вот книжицу, здесь: и о грехах, и как к исповеди с причастием подготовиться – всё, как надо написано.
- И ещё – все грехи вспоминай, даже самые малые.
- С детства что ли?
- И с детства тоже. Попостишься три дня – так и так ничего не ешь, - а потом на исповедь к отцу Матфею.
- А почему именно к нему?
- Сам увидишь на вечерней службе, - загадочно произнесла матушка. – После исповеди спросишь у священника, допускает ли он тебя к причастию.
- А что, может и не допустить? – удивился Алексей.
- Откуда я знаю: сколько у тебя грехов и сколько из них смертных? Хотя тебя, наверное, сразу допустят. – Успокоила матушка. – Слава Богу, под покров Божьей Матери сам пришёл.
***
Через три дня, подготовившись к исповеди и причастию, Алексей пристроился в длинную очередь к аналою, за которым исповедовал отец Матфей. Очередь к нему была раза в три длиннее, нежели к другим монахам-священникам.
«Авторитет он тут, какой-то». – Мелькнула мысль в голове у Алексея.
Внимательно наблюдая, как исповедуются другие, Алексей волновался, но при этом подмечал все тонкости происходящего. Очень не хотелось оконфузиться, - но обошлось….
Слушая исповедь Алексея, архимандрит Матфей изредка, очень корректно, задавал уточняющие вопросы, но в итоге – вывернул всю его душу. Или точнее сказать – встряхнул. Уже после, под епитрахилью, Алексей практически потерял сознание и совершенно не разбирал слов разрешительной молитвы, произнесённой над ним. В чувство привёл голос священника:
- Целуй Крест и Евангелие. – И тихо спросил, - к причастию готов, брат Алексей?
- Готов.
- Причащайся.
На ватных ногах Алексей отошёл на правую половину храма и пристроился возле колонны, незаметно прислонившись плечом. Тело, будто одеревенело, а по спине стекали струйки пота.
***
«Что я здесь делаю? Зачем мне всё это? Жить в монастыре – не моё!» - Алексей метался по келье из угла в угол, бессвязно бормоча и нанося удары по невидимому противнику.
Бой с тенью…. Кто-то бестелесный пытался убеждать Алексея в необходимости его пребывания в обители под покровом Божьей Матери. Но присутствовали и другие силы – они всячески мешали принятию правильного решения. И мозг был на стороне тёмных сущностей; он не принимал посылаемые душой сигналы, перегруженный знаниями и логикой заставлял бежать куда угодно, только бы подальше от этого места. Поселившийся внутри хаос, казалось, сейчас разорвёт тело обезумившего человека. Безумие?! Нет. Сумасшествия, такого спасительного, не наступило. Мозг продолжал фиксировать, вычислять и анализировать. Беды, проблемы, лишения – это грустно и тяжело, но стать трудником в монастыре, почти бомжом, - полное падение и деградация…
Внезапно дверь в келью открылась, в проёме стоял благочинный монастыря, архимандрит Матфей:
- Как самочувствие, брат Алексей, – но посмотрев на растрёпанный вид бедного парня, уточнил вопрос, - совсем плохо?
- Не очень хорошо, - выдавил Алексей.
В голове мелькнуло: - «Интересно он стучал или ему по статусу не положено?»
- Постучал, но ты не слышал, - произнёс монах, отвечая Алексею на незаданный вслух вопрос. – Уныние – это большой грех. Ты, наверное, думаешь о том, как бы это быстрее отсюда убежать? Но прежде чем принять какое-либо решение постарайся понять следующее: людей в монастырь приводят разные причины; одних – горе, других – грехи, ну, а некоторым - жить негде. Среди прибывающих, встречаются: и бизнесмены, и рабочие, даже бандиты – ничего постыдного в этом нет. Наоборот – Слава Богу за то, что он через грехи и проблемы, но, всё- таки, довёл тебя в Храм Божий. Иногда, чтобы очиститься – нужно сильно упасть. Вот Господь и попустил твоё падение, а так, - сам бы ты и не пришёл.
- Трудно мне, - прошептал Алексей.
- Конечно, трудно, а ты как думал? Исповедался, причастился – следом атака врагов наших, - кто же так просто отдаст Свету заблудшую душу? Вся жизнь человеческая – борьба с тёмными силами. Ну, ничего, ты же военным был – проще тебе будет, чем другим. А через эту маету все проходят.
- Сил, батюшка, нет у меня. Как я тут?.. Как я здесь?.. Так упасть…
- Не плачь! Или сдаться решил? – в голосе отца Матфея послышались военные нотки. – Ты в «миру», всё потерял?
- Всё, - выдохнул Алексей.
- Ну, вот видишь. Тебя там ничего не держит. Или думаешь, - без Алексея там не обойдутся?! Ещё как обойдутся. Задача – душу свою спасти, очиститься от скверны, вылечиться и пойти дальше по жизни. Понятно?
- Да.
- Уйти можно всегда – силой никто не держит. Но, раз попал сюда – используй время в обители себе на благо. Господь учил тебя, предупреждал, но ты не внял просьбам Его. Скажи спасибо, что жив, остался, после всех перипетий. Шанс - отыскать новый путь, дан тебе.
***
Золотые купала, словно сказочные ладьи, размеренно проплывали в облаках. Черепичная крыша духовной семинарии казалась фантастическим островом, затерянном в океане. Плеск волн погружал в умиротворяющее забытьё…. Сквозь дремоту слышались крики чаек…
Внезапно, что-то царапнуло руку. Алексей открыл глаза и обнаружил рядом с собой кошку: она тёрлась о его бок и призывно мяукала. Сказочные ладьи и остров исчезли. Два паломника наполняли фляги водой из источника. Погладив кошку, Алексей отвалился спиной к стене книжной лавки и прикрыл глаза: он не на острове, а в монастыре. Или на острове?!
Обитель – остров; светлый и чистый остров, в океане бушующих страстей, войн и человеческой боли.
Алексей ждал, когда откроется книжная лавка, – очень хотелось купить книгу «Духовная борьба» - третий том Паисия Святогорца. Деньги ещё оставались – должно хватить. Взять почитать эту книгу у монахов, достаточно сложно – ходила по рукам, а очередь…
У Алексея до десяти часов утра отдых, несколько дней назад благочинный позвал его к себе и сказал:
- Со следующей ночи, брат Алексей, начинаешь читать Псалтырь в Храме.
Молитва в монастырях не прекращается никогда, даже ночью монахи и продвинутые трудники читают Псалтырь и синодики.
- Как же я пойду читать, ведь не понимаю ничего по-церковнославянски?
- Что, вообще?
- Ну, так, немного, батюшка.
- Давай-ка, почитай, - попросил отец Матфей и протянул Алексею Псалтырь.
Алексей бережно взял в руки книгу и бодрым, хорошо поставленным голосом стал читать.
- Вот, очень хорошо.
- Батюшка, но я, же ничего не понимаю.
- Не волнуйся – бесы поймут, а читал ты хорошо, - с улыбкой произнёс отец Матфей. – Пойди к послушнику Игорю, - он всё остальное объяснит. Псалтырь оставь себе – это подарок.
Вспомнив этот момент, Алексей улыбнулся и рывком поднялся. Книжная лавка открылась, пора – труба зовёт. Впереди ещё один рабочий день «огородника» - так в обители называют тех, у кого послушание на огородах и овощехранилищах. Труд самый тяжёлый, но именно от него зависит, - что будет на столах у монахов и паломников.
***
Воробьи устроили дискотеку, совместив её с купаниями в старом корыте с песком. Хорошо им…. Скворцы радостно обсуждали свои новые дома, построенные монахами ещё в апреле. Мерный пчелиный гул дополнял цветущую красоту монастырского сада. Покой и умиротворение. Благодать. Такого истинного спокойствия никогда не найдёшь в базарной вакханалии городов, давящих тебя коробками из бетона и металла.
- Алексей, ты вчера опять пропустил вечерние молитвы, - послушник Игорь, начальник над всеми огородниками, прервал блаженные полёты трудника.
- Я же допоздна в теплице работал, - скривившись, произнёс Алексей, - что, опять инок Павел беснуется?
- Нельзя так говорить, брат.
- Чего он цепляется ко мне? Я всех отослал на молитвы, а мне поливать нужно было.
- Откуда, ты знаешь, кто какие задачи выполняет?
- Знаю, не знаю, - а справедливости нет, - буркнул Алексей.
- Помолчи про справедливость – нам она не известна. Как помидоры?
- Нормально. Растут.
- Я к благочинному, командуй тут, - скороговоркой выпалил Игорь.
- Хорошо.
«Неплохой парень, только очень болезненный», - глядя вслед Игорю, подумал Алексей и вновь погрузился в лёгкое забытьё.
Когда-то, в прошлой жизни, яро хотелось тишины, нет, не полной, не гробовой…. Жаждалось тишины природной: когда журчит ручей, пробиваясь сквозь наледь, а кошка жеманно радуется весеннему солнцу; хотелось тишины в сосновом лесу, нарушаемой только стуком дятла и шорохом хвойного настила под ногами; а ещё - прекрасна тишина моря, - сидишь на скалистом берегу и любуешься неповторимостью набегающих волн. Но, всё это было недостижимой мечтой, потому, что тяжёлые аккорды цивилизации разрушали стройную мелодику и гармонию вселенной, а концлагерь, под названием, современный мир, - мог уничтожить своего раба, если он вздумал вдруг взбрыкнуть и освободиться. Сколько людей ушло в тишину абсолютную, так и не успев осознать, - для чего же они приходили в этот мир. Только в монастыре Алексей понял, что такое настоящее спокойствие и равновесие.
В обители, даже время течёт иначе – замедляется, словно, в детство вернулся и день твой, - как век…
***
- Алексей, сейчас поливать будем или после ужина? – голос внезапно возникшего из помидорных зарослей трудника был по-мальчишески звонок, хотя парняге, - за тридцать уже.
Володя пришёл в монастырь всего месяц назад и ещё не успел привыкнуть к уставу и сложностям монашеской жизни. Видя его забитость и подавленность, понимая, по собственному опыту, как трудно первые дни в обители, Алексей забрал его под своё крыло и, даже, договорился с иноком Павлом, чтобы подселили к нему в келью. Небольшого роста, всклоченный и порывистый, Володя жил в столице, трудился журналистом, печатался в толстых журналах и писал роман. Он сразу понравился, и Алексей решил держать парня рядом…
- После ужина.
- А инок Павел, смотрящий наш, не поднимет бузу, что на вечерние молитвы опять не пошли?
- Ну, и лексикончик у тебя, писатель, - Алексей деланно нахмурил брови, - у нас благословение от благочинного есть.
- Не любит он тебя, Алексей.
- Я, не красная девица, чтобы меня любить, а ты, Володя, не осуждай – грех это. У него своё послушание, не самое простое – с нами бодаться.
- Вот над нами два начальника. Один нормальный, другой…
Алексей не дал труднику закончить и резко бросил сквозь зубы:
- Перестань осуждать! Гордыня это, и смирения в тебе нет! – и улыбнулся про себя, вспомнив, что именно такими словами недавно ругал Алексея послушник Игорь.
Писатель уселся рядом и обиженно засопел, но молчание его продлилось не долго:
- Послушай, Алексей, ты организовал продажу излишков овощей комерсам, по всему видно, что обладаешь прекрасными познаниями в экономике и управлении и уже принёс большую пользу монастырю, но – зачем ты здесь? Может, хочешь монахом стать?
- Монахом? Нет. Но уходить мне пока ещё рано – время не пришло.
- Я, вот здесь, а «там» - жизнь бьёт ключом, - всхлипнул Володя.
- Тебя силой никто не тянул, - строго произнёс Алексей. И уже чуть помягче спросил, - зачем пришёл в монастырь?
- Бухать стал, беспросветно.
- А пить с чего начал?
- Ну, жена ушла.
- А жена ушла, потому, что пить стал? – усмехнулся Алексей.
- Из-за этого тоже, а ещё – денег меньше стало. Издавать перестали. Всё полетело в тартарары. Я же талантливый, а тут, - как отрезало…
- Это, кто сказал, что ты талантливый?
- Да, все вокруг об этом пели.
- Вот, именно, что пели…. Может не то писал или тексты твои были не живые? – осторожно поинтересовался Алексей.
- Теперь не знаю Лёша, но здесь жить…. Тут зона какая-то, тюрьма.
- Что ты знаешь о зоне? Писака. Ты сидел? Нет. На зону попадают не по своей воле, а получив наказание за совершённые преступления. В монастырь же ты пришёл сам. Душа, обременённая грехами, тебя привела, а направил её Господь. Кстати, ещё неизвестно – где тяжелее. Не каждый «сиделец» может выдержать жизнь по монастырскому уставу: подъём в пять утра, потом служба в храме, трапеза, развод на послушание, обед, опять послушание, вечерняя служба, ужин, вечерние молитвы и отбой. А среди этого графика нужно ещё найти время: для чтения Библии и Святых отцов, стирки и собственной гигиены. И никаких развлечений. Послушаний нет только в праздничные дни. Газеты, журналы и художественная литература в монастыре запрещены. Про радио, телевизор и другие электронные чудеса, - и говорить не приходится. Какой зэк выдержит? Но мы идём на это по собственной воле, а убежать прямо сейчас – безволие.
Плечи бедного писателя подрагивали, казалось, он плакал, и Алексей уже более спокойным голосом добавил:
- Счастье, Володя, что мы в обители. Мы живы, относительно здоровы. Нам оставлена возможность переосмыслить свои предыдущие жизни и найти тропинку, которая выведет на большую дорогу.
- Ты как старец заговорил, - всхлипнул Володя.
- Так, все мы старцы, когда о чужих бедах рассуждаем, - прошептал Алексей. – Пойдём в трапезную – на ужин пора. Не переживай – всё ещё будет.
Алексей неспешно шагал в трапезную и горько усмехался. Он только что воспитывал бедного парня, а его самого беспощадно, можно сказать, ежесекундно, тёмные силы преследовали различными помыслами, разрывали неокрепшую душу ностальгическими воспоминаниями. Принуждали оступиться и совершить необдуманные поступки. И чем больше понимаешь, чем активнее сопротивляешься грехам – тем жёстче противодействие этих сил. Но, ничего этого не сказал Алексей молодому труднику, недавно вставшему на тропу духовной борьбы.
Что касается самого себя, то Алексей всё чаще задумывался над фразой: «Кому многое дано – с того и спрос большой». И если смысл её истолковать под себя, то получается: вал препятствий, неприятностей и проблем на его пути – означает, что ему многое дано в этой жизни…
- «Надежды юношей питают», - пробубнил про себя Алексей, заходя в трапезную. – Главное – ни в коем случае не жалеть себя. Жалость к себе унижает, делает человека слабым, а милосердие по отношению к другим – сильным.
***
Рабочий кабинет благочинного – строг и аскетичен. Абсолютно обычный деревянный стол, стулья и открытые книжные шкафы с книгами и, конечно же, иконы, среди которых были совсем старые. Окошко, хоть и небольшое, но света хватало.
«Сколько силы в этом болезненном, невысокого роста, человечке, сколько воли». – Думал Алексей, поглядывая на чётки, которые постоянно перебирал отец Матфей. Несколько месяцев назад, пришедшему в обитель труднику, объяснили, что чётки – это духовный меч для монаха. – «Неужели и сейчас, разговаривая со мной, он занимается «умным деланием», повторяя про себя Иисусову молитву?»
- Значит, брат Алексей, ты всё же решил покинуть стены монастыря?
- Да, батюшка. Благословите уйти в мир.
- Надеюсь, тебе понятно, что ты, в какой-то степени, лишишься нашей защиты?
- Думаю, моё время пришло, - уверенно ответил Алексей. – Монахом быть я не хочу.
- Монашеский путь – это высшее…. Но и в миру будет непросто, учитывая тот багаж духовных знаний, которые ты приобрёл.
- Будем сражаться.
- Сражаться? Значит, духовная борьба тебя не привлекает? А где же я тебе священную войну найду?
- Она уже давно идёт, батюшка.
- С паломниками пообщался, - улыбнувшись, спросил благочинный.
- Немного, - помялся Алексей.
- Понятно…. С чего начнёшь?
- Сначала…
- Твоя проблема, Алексей, в том, что ты пытаешься «Веру» разложить по полочкам, до уровня математической формулы. Стараешься всё пропустить через ум, а он может завести в дебри. Победа над собственными грехами – главное, но в этом не весь путь к Богу. Помни.
- Хорошо.
- Сегодня на исповедь, завтра к причастию. Готов?
- Да, батюшка.
- Ну, всё иди с Богом, - произнёс отец Матфей и перекрестил Алексея.
Направившись к двери, Алексей внезапно обернулся и спросил:
- Кому молится Бог, батюшка? Ведь Он везде! Он вездесущ и всемогущ, но Он и личность?!
- Ты задаёшь вопрос, как учёный. Всё, что тебе нужно знать, - так это то, что Бог любит человека, любит грешника, - но ненавидит грех. Ненависть к греху – ни есть грех. Иди с Богом! Свой новый путь ты уже начал…
Поделиться с друзьями: